ПОМОЛИСЬ О ТВОИХ КИРИНЕЯХ

 

ПОМОЛИСЬ О ТВОИХ КИРИНЕЯХ

Мои воспоминания о Святейшем Патриархе Алексии II

Протоиерей Олег Врона, настоятель Никольской церкви в Таллине, с благодарностью и почтением вспоминает почившего Патриарха Алексия II.

Чтобы составить правдивую картину о таком выдающемся иерархе, как Святейший Патриарх Алексий, надо, на мой взгляд, постараться коснуться самых разных измерений его жизни и деятельности. Если бы мы видели только то, как он служит в великолепных соборах, но не видели бы, как он служит в маленьких сельских храмах; если бы мы видели только то, как он беседует с сильными мира сего, но не видели бы, как он общается с детьми и с людьми больными и обездоленными; если бы мы видели только то, с какой радостью он совершает Пасхальную службу, но не слышали бы, с каким чувством он читает Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского; если бы мы видели только то, с какой серьезностью он проповедует, но не видели бы, с какой веселостью объединяет он всех на праздничной трапезе; или как радуется пению птиц, восхищается природой, негодует и прощает – мы бы никогда не узнали по-настоящему, каким он был и кем он был для всех нас.

«Рук ни на кого не возлагай поспешно»

Митрополит Алексий, через возложение рук которого мне выпала честь принять и диаконскую, и иерейскую хиротонии, внушил мне уважение к нему с первой же встречи, едва я только увидел его в Пюхтицкой обители зимой 1978 года, совершающим пострижение сестер.

Вспоминается один эпизод, который еще более укрепил мое уважение к нему, когда он уже стал моим Архипастырем. В июле я был рукоположен во диакона, а уже в августе того же года митрополит Алексий решил рукоположить меня во иереи. Почему так скоро? Ведь предостерегает же апостол Павел ученика своего Тимофея: «Рук ни на кого не возлагай поспешно» (1Тим. 5, 22), и нарушение этого апостольского предостережения, как показывает церковный опыт, часто добром не оканчивается ни для ставленника, ни для паствы. И я, честно сказать, очень опасался на свой счет за результаты такого поспешного рукоположения. Но владыка Алексий был уверен в правильности своего шага, и я готов был довериться ему в этом полностью. Поясню. Дело в том, что в эти годы в епархии была острая нужда в священниках, и в некоторых приходах по этой причине службы совершались очень редко, а от этого приходская жизнь, естественно, ослабевала, а то и совершенно расстраивалась.

Я понимал, что не готов к иерейскому служению. Но как было начать этот разговор?

Итак, приезжает митрополит в обитель накануне Успения с намерением рукоположить меня в праздник во иереи. А перед этим старший монастырский священник, отец Александр Муртазов, говорит мне, что хорошо было бы мне послужить еще какое-то время диаконом, чтобы получше подготовиться к священническому служению. «Поговори, – советует отец Александр, – с владыкой: может, и согласится». Я и сам понимал, что совсем еще не готов к иерейскому служению. Но как было начать этот разговор? Уж очень не хотелось огорчать владыку Алексия, который поверил в меня и, по слухам, уже обнадежил один приход, что вот-вот пошлет ему священника. Не знаю, как я решился на этот разговор, но, как только представился случай перемолвиться с митрополитом, я извиняющимся тоном, при этом явно злоупотребляя сослагательным наклонением, стал выдавливать из себя по одному слову, пока подлежащее, сказуемое и другие задействованные мною части речи не заняли свое место в предложении. Это походило на то, как выдавливают последнюю зубную пасту из тюбика, превращая его с каждым новым нажимом в подобие гармошки. Митрополит, чуть склонив голову, терпеливо ждал, когда я осилю оказавшиеся столь сложными для меня в этот момент грамматические конструкции родного для нас обоих русского языка. Наконец по реакции владыки я понял, что смысл моих слов, а именно – что я хотел бы еще немного послужить диаконом – дошел до его сознания. Во взгляде митрополита Алексия я прочитал, что сильно его разочаровал своей просьбой, и я горько пожалел в тот момент, что затеял этот разговор. Последовавшая затем реплика пастыря опустила столбик моего настроения еще ниже: «Разве вы не читали в Евангелии, – глуховатым от негодования голосом заговорил отрывисто митрополит, – что всякий возложивший руку на плуг и оборачивающийся вспять не благонадежен для Царствия Божия?» (Лк. 9, 62) – «Читал», – пролепетал я и, пытаясь спасти свое пошатнувшееся положение, стал заверять разволновавшегося митрополита, что я бесконечно дорожу его расположением и с благодарностью принимаю любое его решение. Выслушав мое блеяние, митрополит смягчился и дал мне понять, что на сегодня он мною сыт, и я быстро убрался восвояси. Это было перед вечерней службой. Я прибежал на службу взъерошенный. Отец Александр, взглянув на меня, сразу все понял, сочувственно улыбнулся и спрашивать ничего не стал. В начале службы в алтарь зашел митрополит и, приложившись к престолу, занял одно из архиерейских мест в алтаре – у кресла с правой стороны престола. Было понятно, что архипастырь пришел просто постоять, помолиться в алтаре. Внешне он был спокоен, но после нашего с ним разговора я не мог отделаться от чувства, что на сегодня свой сердечный «отдел приема плохих новостей» владыка закрыл наглухо, и я бы не позавидовал тому, кто сунулся бы к нему с плохой новостью в это время. Это было предпразднство Успения. Тихая монастырская служба. И совершал ее только один священник в сослужении диакона, то есть вашего покорного слуги. Опять же, из двух клиросных монастырских хоров только один участвовал в этом богослужении, впрочем, как это бывало всегда на подобных службах. После окончания утрени, подозвав меня, митрополит благожелательным тоном, видимо, продолжая наш недавний разговор, сказал: «Хорошо, продолжайте служить в обители» – и направился к выходу. Я, проводив владыку до двери, постарался выказать мою искреннюю признательность за такое ко мне снисхождение, пытаясь заодно связностью слов уверить владыку митрополита, что русский язык для меня все-таки не иностранный. Кажется, на этот раз получилось, судя по улыбке адресата.

Пастырский метод настройки

Не знаю, кто повлиял или что повлияло на Архипастыря, что он, в ущерб своим планам, оставил меня диаконствовать в обители на неопределенный срок. На это у меня нет вразумительного ответа. Возможно, владыка Алексий до службы переговорил с матушкой Варварой, и ее слово стало решающим в моей диаконской судьбе в те дни. Конечно, льстивое воображение молодого диакона легко могло ввести меня в заблуждение на свой счет. Зная, что владыка Алексий ценит музыкальность тех, с кем ему приходится служить, особенно диаконов, я думал, что он обратил внимание на мою способность «без мычания» попадать в тон и поэтому решил повременить с моим рукоположением во иереи. Дабы никого не оставить в недоумении, поясню сразу, что значило для меня попадать в тон

«мычанием» или «без мычания». Дело в том, что во время богослужения митрополит Алексий, чтобы попасть в тональность хора, пользовался своеобразным методом, который на первых порах мне казался забавным и который выдавал, что своему музыкальному слуху он не вполне доверял: прежде чем произнести, как положено, нараспев тот или иной богослужебный возглас, он принимал сосредоточенное выражение, затем, стараясь попасть в тональность, пропевал с закрытым ртом довольно громко букву «м»: получался звук, похожий на мычание или на гудок паровоза. После чего он, как правило, громко и чётко, произносил возглас. Этот «метод настройки слуха» обеспечивал митрополиту всегда стопроцентное попадание в тон. Надо сказать, что были у митрополита в этом деле и подражатели, но не столь удачливые. Помню одного иеромонаха, с которым мне не раз доводилось служить в монастыре, пользовавшегося этим, возможно, старинным, методом. Этот монах удивлял меня тем, что всякий раз после удачного попадания в тон «мычанием» он затем, как нарочно, произносил возглас в любой другой тональности, только не в той, которая уже сама собой напрашивалась. Это походило на то, как если бы стрелок прекрасно прицелился, но вдруг передумал поражать цель и выстрелил невесть куда, лишь бы выстрелить.

Но, возвращаясь к прерванному повествованию, скажу, что, скорее всего, наш Архипастырь меня просто пожалел. Ну, как «бросить на амбразуру» такого необученного новичка! А может, владыка в эти минуты вспомнил, как сам начинал свое священническое служение? Один иподиакон владыки, Романа Танга, рассказывал, что только что рукоположенный иерей Алексий Ридигер казался епископу и его ближайшему окружению настолько беспомощным, что никто не мог представить себе, как он будет служить, во всяком случае, в первые недели или месяцы. Сейчас это может показаться нам невероятным, но, возможно, так оно и было. На мой взгляд, если этот факт действительно имел место, то это нисколько не умаляет достоинства будущего Патриарха, если не увеличивает, возвышая в наших глазах всесильное действие благодати Божией в таинстве Священства. Думаю, что ни один находящийся в здравом уме священник, вспоминая свои первые службы, не отважится сказать, что все он делал безукоризненно, вызывая у своего епископа одно только восторженное умиление. Конечно, что касается будущего Патриарха всея Руси, логично было бы ожидать, что с первой же своей службы он поражал всех тем, что служил так, как будто служит далеко не первый год. Как бы то ни было, у меня до сих пор в ушах отчетливо звучит фраза из чина хиротонии, которую владыка Алексий всегда произносил с каким-то особым чувством: «Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая…». Несомненно, Святейший Патриарх Алексий много раз испытал великую благодатную силу этих слов во все периоды своего служения: от иерейского до патриаршего.

Митрополит Алексий был образцом воспитания – и в светском, и в церковном смысле

Итак, радостный случай с отсрочкой моей иерейской хиротонии стал открывать мне глаза на многие важные человеческие и архипастырские качества владыки Алексия. И чем дальше, тем больше. Во-первых, я убедился в том, что владыка относился с уважением к каждой человеческой личности, независимо от того – совпадал ли свободный выбор этой личности с его собственным или нет. К примеру, если он с кем-то из тех, кто был у него в подчинении, был «на вы», и этот «кто-то» вдруг своим поступком сильно раздражал владыку, он тем не менее никогда не переходил с ним «на ты». Так было в вышеописанном случае и со мной, хотя владыка, при всем при том, был вдвое старше меня. Тут, надо сказать, митрополит Алексий был образцом воспитания – и в светском, и в церковном смысле. «На ты» он обращался, естественно, к своим молодым семинаристам- иподиаконам: Толик, Юра, Коля и проч.; к некоторым лицам из своего ближайшего окружения, и, конечно же, к тем, кого он знал еще детьми.

Икона от Иоанна Кронштадтского

Вскоре мне представился случай послужить с владыкой вдвоем.

Как-то приезжает архиерей в воскресенье утром в монастырь, и мне говорят, что надо идти скорей в Сергиевскую церковь на горку – митрополит хочет служить иерейским чином. Маленькая деревянная церковь в честь Преподобного Сергия Радонежского, такая уютная, светлая, с великолепным деревянным иконостасом. В те дни, когда я еще ходил на общие послушания, меня однажды отправили сюда с несколькими сестрами провести влажную уборку сверху донизу, исключая алтарную часть. Мы аккуратно снимали иконы со стен, тщательно протирали их и возвращали на свои места. Сняли и небольшую икону Спасителя без киота над красными вратами (западные врата), глянули на обратную сторону иконы, а там надпись: «Священник Иоанн Сергиев». «Да это же дорогой Батюшка!» (так все называли в обители отца Иоанна Кронштадтского) – в один голос воскликнули сестры. Это было настоящее открытие. А поскольку вести в обители, по моим наблюдениям, распространялись (возможно, и продолжают распространяться) с завидной скоростью, то и эта новость очень скоро стала общим достоянием, и сестры потянулись в Сергиевскую церковь полюбоваться собственноручной подписью дорогого Батюшки. Службы в Сергиевской церкви совершались нечасто. На память преподобного – само собой разумеется, а в другие дни – так просто считанные разы. И вот вдруг выпадает такая возможность – послужить в этой замечательной церкви, да еще с митрополитом, и притом иерейским чином. Поскольку объявлено об этом служении митрополита не было, то и молящихся было мало, да и хор был совсем небольшой, а из других насельниц – только матушка игумения, которая одновременно была тут и певчей, да несколько сестер. Несомненно, для меня эта служба иерейским чином с моим архипастырем остается одной из самых замечательных и памятных в моей жизни.

Дуэт в машине

Благодаря тому, что я остался в монастыре, мне доводилось служить с митрополитом Алексием в каждый приезд его в Эстонию.

Каждый его приезд в обитель был праздником для всего монастыря

Нужно пояснить, что в те годы владыка занимал должность управляющего делами Московской Патриархии, поэтому его приезды в Эстонию не были слишком частыми. Но каждый его приезд в обитель был настоящим праздником и для него, и для всего монастыря. Мне часто поручали встречать митрополита на станции в Йыхви, когда он приезжал московским поездом. И это поручение мне давали не столько потому, что я был менее занят, чем другие священнослужители, а по той причине, что владыка очень любил петь, и все полчаса, которые мы были в дороге, мы пели на два голоса (часто с двумя-тремя сопровождавшими его иподиаконами) тропари и молитвы, преимущественно посвященные Пресвятой Богородице. Свой второй голос в дуэте он держал твердо и никогда не переходил на мой первый, поэтому петь с ним было легко. Голос у владыки был погуще моего, и я думаю, что ему нравилось, что я деликатно подстраивал ему терцию и не пытался петь вровень с ним по громкости. Как только на горизонте появлялся силуэт Успенского собора, мы сразу начинали тропарь и кондак Успению Божией Матери. При этом голоса наши, как по команде, начинали звучать на несколько децибел громче. Наконец под трезвон надвратной звонницы наша машина въезжала в главные монастырские ворота, в которых толпились сестры вперемешку с паломниками. Пока машина на небольшой скорости объезжала собор с восточной стороны, все успевали дойти до входа в храм, чтобы взять благословение у митрополита, когда он выйдет из автомобиля.

Строгость митрополита Алексия

Приезжая в обитель, владыка Алексий старался заодно послужить и в каком-нибудь приходе

Часто, приезжая в обитель, владыка Алексий старался заодно послужить и в каком-нибудь приходе, например, в том или ином храме Причудья. Так, все эти годы я бережно храню фотографию, где мы с владыкой и сестрами запечатлены у огромного валуна на берегу Чудского озера, в деревне Нина, после службы в Покровской церкви.

А однажды митрополит Алексий взял меня с собой служить в Васкнарву. Это было очень важное событие: освящение воссозданной из руин Ильинской церкви. Восстановил ее замечательный священник – отец Василий Борин. В те годы его знали в самых отдаленных уголках бывшего атеистического государства. Причина такой известности была в том, что он занимался редкой для нашего времени практикой отчитывания бесноватых. Приезжий народ в приходе отца Василия в этом, с точки зрения географии, тупиковом месте никогда не убывал.

Освящение церкви было специально приурочено к Ильину дню. Надо сказать, что владыка знал все сильные и слабые стороны каждого прихода своей епархии и постоянно помогал малочисленным и бедным приходам осилить в храме ремонт крыши или заменить вышедшие из строя радиаторы и тому подобное. Сложнее всего было помочь с певчими и с регентами. В этом случае казавшийся многим приходам всесильным митрополит Алексий оказывался совсем беспомощным. Как-то в своем кабинете в Таллине владыка поделился со мной своим переживанием: приезжают батюшки с приходов и жалуются, что нет регента, нет певчих, и просят помощи. «Я иногда, – откровенно признавался он, – уже не зная, что еще сказать, открываю ящик письменного стола и показываю очередному просителю: ну, нет у меня ни регентов, ни певчих, смотрите». Итак, зная, что редкий хор в провинции может справиться с архиерейской службой, владыка Алексий обычно привозил туда с собой опытных певчих и регента. Так было и в этот раз. Он привез с собой хор пюхтицких сестер. Все в этот день предвещало ничем не омрачаемый праздник: погода стояла теплая, ни малейшего ветерка, настроение у всех с утра было прекрасное – что еще нужно, чтобы главный праздник прихода, да еще с освящением храма, запомнился бы надолго? И действительно, все начиналось очень гладко. Благоговейно, с пением сестер, перенесли ковчежец с частицей святых мощей из временного, покосившегося деревянного храма в заново отстроенный. Даже в таком сложном месте чина освящения, где идет диалог между архиереем и хором, перед самым внесением ковчежца в храм, певчие ни разу не споткнулись. Дальше начиналась привычная для хора сестер архиерейская служба. Казалось, сейчас все пойдет своим чередом. Так и пошло бы, если бы не подопечные отца Василия. Про них-то как будто бы все и забыли. А они не замедлили о себе напомнить, как только началась литургия. Крики, стоны, невнятное бормотание – все смешалось в какую-то ужасную какофонию. Певчие напрягали голоса, но заглушить этот хаос они были не в силах. Митрополит заметно нервничал. Особенно портил службу один молодой бесноватый парень, который без устали очень громко повторял один и тот же набор звуков настолько низким голосом, что, думаю, редкий бас-профундо мог бы с ним потягаться. Владыка, терпя все эти бесчинные вопли, все чаще бросал взгляды на отца Василия, давая ему понять, что так продолжаться дальше не может и что надо со всем этим козлогласованием что-то делать. Какое-то время отец Василий или не замечал этих взглядов, или только делал вид, что не замечал, но наконец и его терпение, как видно, подошло к концу. Он вдруг всем телом повернулся в сторону без умолку басившего парня и, метнув в него гневный взгляд, строго погрозил ему пальцем. И тут случилось следующее: с секундным опозданием митрополит Алексий повторил то же самое, то есть метнул в сторону бесноватого парня гневный взгляд и так же строго ему погрозил. Парень тут же осекся, как будто только и ждал этого жеста. Потом митрополит торжествующе обвел взглядом сослужащих и сестер, чтобы ни у кого не осталось сомнения, что именно он усмирил буйного нарушителя службы. Ко всеобщему удивлению, и «хор» остальных невольных пособников главного нарушителя службы, как бы лишившись главной своей опоры – мощного баса, – раскололся на мелкие осколки и уже не представлял существенной угрозы службе. Конечно же, все эти несчастные люди, достойные сострадания, не были ни в чем виноваты, но не прекращать же было службу из-за такого беспорядка.

Патриарх и «киринеи»

После литургии в старом деревянном храме была устроена обильная трапеза с обычной деревенской простотой, не лишенной, однако, своей «изюминки». Ею оказался десерт «муравейник». Действительно, этот больших размеров сладкий пирог из тонкой соломки очень напоминал муравейник. Владыка не скрывал своего восхищения остроумной изобретательностью деревенской стряпухи и, с напускной серьезностью заметив, что разорять муравейник нехорошо, а вот съесть его – это мужественный поступок, первым отправил довольно приличный кусок «муравейника» себе на тарелку. Его примеру немедленно последовали все любители сладкого, и скоро от «муравейника» остались одни только приятные воспоминания. Даже «муравьев» не осталось!

Но если от многих вещей в нашей жизни остаются только приятные воспоминания, то от общения с теми замечательными пастырями и архипастырями, которые существенно повлияли на наши взгляды и нашу жизнь в целом, у нас, кроме приятных воспоминаний, остается огромная благодарность, которая с годами только увеличивается. Именно такое огромное чувство благодарности, соединенное со многими приятными для меня воспоминаниями, я всегда испытываю по отношению к Святейшему Патриарху Алексию Второму.

Помнится, была одна из праздничных трапез в Пюхтицах в те далекие 1980-е, и архимандрит Гермоген (Муртазов) в своем приветственном слове митрополиту Алексию сказал, что мы, его сослужители, подобно тому как Симон Киринейский помогал нести крест Спасителя, помогаем нести и его, митрополита, архипастырский крест. Это было сказано очень искренне, и, мне кажется, это сравнение было очень уместным. Действительно, многие из нас смогли убедиться, что Патриарх Алексий следовал примеру апостола Павла: «Подражайте мне, как я Христу» (1Кор. 4, 16). И если Патриарх стремился подражать Христу, то и нам следовало бы подражать человеку, разделившему с Ним, пусть в малой мере, тяжесть Его Креста. Это сравнение стало для меня толчком, чтобы написать Святейшему Владыке музыкальное посвящение под названием «Помолись за твоих киринеев». («Киринеи» здесь имя нарицательное, от Симона Киринейского).

 
4:19
4:19
 
 

Протоиерей Олег Врона
Подготовил Петр Давыдов

Книги Давыдова Петра в интернет-магазине "Сретение"

5 декабря 2018 г