В ТАШКЕНТЕ

 

В ТАШКЕНТЕ

Рассказы протоиерея Владимира Тимакова

Мы продолжаем публиковать воспоминания одного из старейших клириков нашей Церкви, настоятеля храма свв. Зосимы и Савватия в Гольяново, протоиерея Владимира Тимакова. С 14-летнего возраста Володя Тимаков принял послушание иподиакона и личного келейника Преосвященного Кирилла (Поспелова), назначенного вскоре после войны и своего десятилетнего заключения в Ташкентскую епархию. На примере этого выдающегося Архипастыря юный Владимир не только возрастал духовно, но и приобретал ценнейший жизненный опыт, столь необходимый в тяжелейшую пору существования Церкви Христовой в условиях нетерпимого к религии атеистического государства. Сегодняшний рассказ вновь возвращает нас в Ташкент, в Среднеазиатскую епархию, где, помимо открытых гонений на Церковь со стороны властей, верным чадам Церкви приходилось «выдерживать оборону» и от лже-братий в рясах, которые тайно сотрудничали с гонителями и осуществляли скрытый надзор за священнослужителями и прихожанами. Одним из таких «агентов власти» был работавший на два лагеря протоиерей Брицкий, несколько раз упоминаемый отцом Владимиром Тимаковым в предыдущем своем рассказе.

Итак, мы вновь в послевоенном Ташкенте...

– О Ташкенте мне хотелось бы повспоминать еще – и не столько, пожалуй, о владыке Кирилле (Поспелове), сколько о различных жизненных обстоятельствах и личностях, которые с этими обстоятельствами были связаны.

В Ташкенте в 1930-е годы пребывали в ссылке такие известнейшие иерархи нашей Церкви, как митрополит Арсений (Стадницкий) и архиепископ Никандр (Феноменов). Оба они были затем похоронены на Александро-Невском городском кладбище.

Что же касается протоиерея Брицкого, о котором я уже много рассказывал, я видел его впоследствии в Ташкенте, уже в почтенном возрасте: он все еще оставался там, по-видимому, несгибаемым, каким-то «лаконичным» и достаточно твердым. Многие свои черты он унаследовал, по всей вероятности, от нашей высшей церковной знати, он очень им подражал.

В то время был в Ташкенте настоятелем крохотной часовенки – настолько маленького здания, что там можно было лишь престол поставить – протоиерей Александр Щербов. Это практически было все, только престол, там даже повернуться было буквально негде! А еще был другой храм в Ташкенте – тоже часовенка, но без алтаря. Маленькая, но можно было туда утолкать до 150 человек, хотя, как я уже сказал, алтаря там не было. Настоятелем там был протоиерей Брицкий.

Положение этого второго храма было очень выгодным: паперть во много ступеней и широченная аллея, длиною чуть ли не в полкилометра, – метров 400 уж точно. А кругом красивое кладбище, где можно было вполне свободно расположиться православному люду.

Но, хотя первый храм был и небольшим, на службах вся эта церковка полностью наполнялась народом. И его настоятель, протоиерей Александр Щербов, был заслуженным протоиереем. Это был умнейший и достойнейший человек, которому, как я считаю, вполне полагались в качестве награды несколько крестов, по его заслугам... Близ него был отец Венедикт – священник с семинарским образованием.

И вот, они там вдвоем иногда служили. И служба у них шла так, что явно было заметно отличие: где собрались православные, а где – обновленцы.

Митрополит Арсений (Стадницкий) и архиепископ Никандр (Феноменов)

Впоследствии я узнал, что еще до войны в Ташкент прислали отбывать ссылку Преосвященного митрополита Арсения (Стадницкого). И одновременно с этим тут же оказался и архиепископ Никандр (Феноменов): в 1930-е годы он управлял Ташкентской епархией. И получилось так, что ни митрополиту Арсению, ни архиепископу Никандру в то время в Ташкенте не было даже просто где главу приклонить!..

Я сказал о настоятеле крохотного храма, отце Александре Щербове. У него была в городе какая-то комната, небольшая келлия, которую я сам не видел, но, по его собственным словам, это была какая-то совершенно небольшая комнатушка. В ней стояла кровать, около кровати – небольшое место, еще тумбочка маленькая, чтобы на ней что-то можно было приготовить...

И вот, приехали в Ташкент эти митрополиты. А один из них, Арсений (Стадницкий), кстати сказать, был некогда кандидатом в Патриархи. И даже не третьим, а вторым кандидатом в Патриархи, после Антония (Храповицкого). Выбрали тогда митрополита Тихона (Белавина), который прошел по жребию, а по численности голосов кандидатуры распределялись так: Антоний (Храповицкий), Арсений (Стадницкий) и Тихон (Белавин).

Когда владыки прибыли в ссылку, у них не было тут никакого угла

И вот, когда владыки прибыли в ссылку, у них не было тут никакого угла.

Тогда протоиерей Александр Щербов с любовью распростер им свои объятия и говорит: «Что у меня есть – могу вам предложить... Постель, конечно, не Бог весть какая, но придется вам, двум митрополитам, на нее и водрузиться! А я около ваших ног, здесь вот, на полу, буду сидеть». Так они и жили какое-то время...

– Отец Владимир, а что это была за ссылка? Ссылка с «поражением в правах»?..

– Чисто юридических моментов я тогда, по глупости своей, не понимал. Да никто мне, наверное, и не мог тогда объяснить. Но я такого и вопроса в то время и не задавал...

– А служить они имели право?

– Конечно, они все время служили, в том-то и суть – что они все время в этой часовенке небольшой служили! И хотя, как я уже говорил, внутри нее только престол размещался, служба там была великолепная, и весь православный народ был у них! Не около Брицкого, а у них! Хотя этот Брицкий и был такой «заправила», какого только можно себе представить!..

Кстати, там же, в Ташкенте, какое-то время пребывал и Лука (Войно-Ясенецкий): сначала ведь он был профессором, потом какое-то время – женатым священником. И, конечно, всем им пришлось претерпеть от Брицкого по полной программе!..

– Но каким образом? Как он поставил себя в такое положение?

– Для того чтобы делать пакости, разве нужно какое-то особое положение? А какие это были пакости, что он тогда творил, об этом у меня и выпытывать сейчас нечего, потому что я был глупым подростком. Сейчас-то, конечно, я вник бы во все, а тогда – только принимал к сведению те или иные факты и не раздумывал над ними особенно.

Я, например, просто знаю, что и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) там был, именно поэтому он и осведомлен был великолепнейшим образом о положении дел на Ташкентской кафедре, и он уж знал Брицкого не просто «вдоль и поперек», но и, как говорится, «наперекосяк». Я уже прошлый раз рассказывал вам ранее, почему у него такая на Брицкого была реакция...

Случилось же однажды так, что отец Александр Щербов заболел. Ведь все это время он спал на полу, может быть, и простудился... Тогда два митрополита проявили свою власть: уложили его на кровать, а сами улеглись на полу.

Об этом выдающемся случае я слышал из уст самого отца Александра. Владыки не стали слушать никаких его возражений и сами за ним ухаживали. Ранее он за ними ухаживал, а тут они за ним стали ухаживать в его болезни! Этот момент, я считаю, очень интересен...

И оба этих митрополита были впоследствии похоронены как раз возле этой самой часовенки: помню, в мое время там были две их могилки.

Там ли они сейчас, перевезли ли их, мне не у кого узнать, потому что моя последняя связь с Ташкентом закончилась. Не очень давно скончался протоиерей Леонид Кузьминов, который служил в храме на Преображенском кладбище: это была последняя нить, связывающая меня с Ташкентом. У меня уже никого нет, к кому бы я мог обратиться. Раньше я хотя бы через него что-то узнавал (у него были связи там, а может быть, даже и родственники), а теперь все оборвано.

Так что эти митрополиты были похоронены возле той самой часовенки, в которой они литургисали. Причем, хотя Арсений (Стадницкий) и был на Соборе кандидатом в Патриархи, правящим архиереем был Никандр (Феноменов). Насколько мне рассказывали, их общение проходило в подлинной любви, просто в необыкновенной любви.

Этот эпизод из истории сам по себе интересен, но ведь я думаю сейчас, что при желании его можно как-то раскрутить и узнать много нового, наверное, и не только об этих фактах. Но все равно я рад лично рассказать обо всем этом, именно как о некоей достоверности.

– Нам тем более сегодня это интересно, потому что мы знаем о том, что митрополит Арсений (Стадницкий) был некогда духовным наставником Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского).

– Точно, именно так: это были учитель и ученик, причем существует и опубликована сейчас и их переписка великолепнейшая. Патриарх Алексий (Симанский) был необыкновенным почитателем митрополита Арсения (Стадницкого). Он во всем ему отчитывался, на все испрашивал и советов его, и благословения, буквально на все!

Патриарх Алексий почувствовал во владыке Кирилле ревность по вере, подлинную молитву

– Интересно, они не общались, когда митрополит Арсений отбывал свою ссылку?

– Никаких сведений о том, что туда, в Ташкент, в это время приезжал митрополит Алексий (Симанский), нет. Но говорили, что связь между ними все равно поддерживалась постоянно. И чем мог, по-видимому, владыка Алексий (Симанский) помогал ссыльному митрополиту, своему учителю.

И вот, на эту-то Ташкентскую кафедру, где служили некогда митрополиты Арсений (Стадницкий) и Никандр (Феноменов), сразу же – как только он был выбран Патриархом – Алексий (Симанский) послал моего владыку Кирилла (Поспелова). Вызвал из Пензы и сразу же послал в Ташкент! За этим поступком, я думаю, стояло только одно: Патриарх Алексий просто почувствовал во владыке Кирилле дух Православия, ревность по вере, подлинную молитву. Это тоже ведь один из интересных эпизодов церковной жизни того времени…

Священник Константин Былинкин

Здесь хочу рассказать еще об одном случае из жизни, раздумывая над которым, я вспоминаю поставленный мне некогда вопрос и пытаюсь решить для себя: прав ли я был.

А дело в том, что в свое время, когда я был назначен старшим иподиаконом и келейником владыки (хотя, честно говоря, на тот момент ничего в службе не понимал, а только потом ко всему привыкал), я туда приехал, а там уже был некий иподиакон Константин Былинкин. Помню сегодня только, что он был огненно-рыжим. И вот, оказывается, он-то как раз и был иподиаконом и у митрополита Арсения (Стадницкого), и у архиепископа Никандра (Феноменова). И, конечно же, настоящие иподиаконские черты и замашки у него все присутствовали в полном объеме.

Я выказал ему свою «благосклонность», пригласив иподиаконом (не первым, конечно, несмотря на его опыт, – первым остался сам) к владыке Кириллу. И сделал его вторым иподиаконом.

– А владыка Кирилл был не против?

– Нет, конечно. Ведь он всецело мне доверял. Я же сам набирал себе штат иподиаконов и управлял им, владыка в это даже не вмешивался. Конечно, я не был тираном, но моей строгости (как они потом сами мне говорили) они страшно боялись!

И вот, этот иподиакон Константин скромно, но очень тщательно исполнял свое послушание. И я у него многому невольно поучался – насколько и в какую меру я мог это сделать.

У Константина была одна интересная особенность – например, если вы сядете с ним рядом за стол, то встанете с больным животом: он так умел шутить, что от смеха просто умираешь! Причем сам он никогда не смеялся, но умел так сказать (и так показать жестом), что все присутствующие за столом просто падали от смеха. Даже кушать было просто невозможно при нем, никакие кушанья не привлекали…

Эта его особенность была прирожденной, поистине дарованной ему свыше. И если его, например, сравнивать с Чарли Чаплиным, то я не знаю, кто бы тут вышел победителем.

И вот именно тогда он как-то мне сказал, что у него есть две золотые мечты детства: или стать священником, или стать клоуном.

Конечно, я на него тут же напустился сурово: «Ты что? Каким клоуном?! Священником, конечно же, тут и думать нечего!» Но дело в том, что сейчас, по прошествии стольких лет, я очень сильно сомневаюсь, что я дал ему правильный совет. Потому что священником он на самом деле вскоре стал (и надо сказать, неплохим священником), а клоуном он был бы просто мировым! Клоун был бы из него просто потрясающий, его бы взяли сразу же куда угодно! Потому что у него было просто прирожденное дарование к этому...

И поныне меня этот вопрос все-таки до конца не оставляет: правильно ли я дал ему тогда совет?..

Приведу только лишь один момент из последующей жизни Константина Былинкина.

Владыка Кирилл вскоре посвятил его целибатом в иереи и послал на приход под Ташкентом, в город Янгиюль.

Приехал тот туда (а там, по-видимому, какая-то комнатенка была ему уже отведена), выхлопотал клочок земли под сад. А надо сказать, что домики в Ташкенте все саманные: строятся они очень легко, из простого подручного материала. И вот, он там огородил сад: большой был сад, потому что он сумел приобрести большой кусок земли для него. Как уж он это сделал, я не знаю…

Из этих «кирпичей» он затем построил храм и в этом храме служил

Итак, все, что необходимо в Ташкенте для строительства, – это всего лишь какие-нибудь соломенные стружки, нарезанный бурьян и водичка. В любом месте можно строить: наливай, раскапывай и топчи ногами. Растопчешь этот самый саман до определенной консистенции, потом кладешь его в формочки, перемешиваешь с соломой и мелко нарезанным бурьяном, потом выставляешь на солнышко. День-два подержишь, а на третий перевернешь и еще подержишь. Высохнет форма – складываешь «кирпич» в штабеля, делаешь таким же образом новые «кирпичи». Так и собирается «стройматериал».

К народу местному Константин тоже сумел подойти: созвал весь свой приход, и все эти люди вместе, всем приходом, делали ему такие «кирпичи»! Из этих «кирпичей» он затем построил храм. Купола на храме не было, потому что вообще в Ташкенте нередки землетрясения. Но были, как и положено, алтарь, четверик типа трапезной, нефы. Был и иконостас – своеобразный, но все-таки иконостас. Все это он сам сделал и в этом храме служил.

Из алтаря он сделал дверь, ведущую в свою келлию. Всю территорию храма обсадил виноградом, который со временем разросся и образовал великолепнейшую галерею.

Служил он по Уставу. А что такое Устав? Это же монастырская служба! И когда на всенощной доходило, например, до кафизм, то чтец начинал их читать, а отец Константин разоблачался, выходил из алтаря в скрытую дверь и по этой галерее из винограда проходил к себе в келлию, ложился там отдохнуть. Поспит немного, потом возвращается в храм к службе, а там, например, уже начинается «Хвалите имя Господне», выход и прочее, и служба продолжается своим чередом.

С бабушек за это время семь потов сойдет (ведь ни купола, ни окон каких-то особенных в храме не было), но они радуются: «Какой же у нас священник, служит по Уставу!..» Вот такая деталь вспоминается, но деталь характерная...

– Но стремление-то у него было искреннее к службе?

– Да, для Церкви Христовой он был настоящим ревнителем! Настоящим ревнителем – тут и слов нет! Ведь это от своей ревности он все так хорошо устроил у себя в храме. И все ведь было сделано в храме по его указанию, по его идеям, а, может быть, даже по его чертежам…

И тут еще вспоминается один эпизод, связанный с Константином Былинкиным: владыке Кириллу как-то пришлось ехать в Алма-Ату. Взяли мы билет и поехали. Доехали до Янгиюля по железной дороге, а поезд почему-то остановился. Стоит и стоит, стоял очень долго.

Вдруг приходит начальник поезда и очень вежливо так обращается к архиерею: «Мы вас очень просим выйти к народу. Несметное количество народа хотят вас видеть!» Владыка Кирилл вышел вместе со мной, а железнодорожники наши чемоданы сразу же взяли, выставили на платформу, и поезд пошел дальше.

Оказалось, что люди действительно уселись на железнодорожной линии и выставили такой ультиматум: «Пока не выведете к нам архиерея, никуда не уйдем!» Ни просьбы никакие, ни милиция не помогали. И ведь действительно, когда собирается несметная толпа народу, никакая милиция ничего уже сделать не может!

Вот именно поэтому начальник поезда и вывел вежливо архиерея из вагона, потом вытащили все наши вещи, и поезд продолжил движение.

Как потом выяснилось, все это организовал священник Константин Былинкин! Подходит он прямо на платформе к владыке Кириллу и говорит ему: «Владыка, ну что же делать, поезд ушел. Давайте пойдем к нам, отслужим всенощную!» А разве архиерей может отказаться от такой просьбы?

Того храма, о котором я говорил выше, у отца Константина тогда еще не было, он появился потом. А тогда, может быть, была лишь какая-то комнатушка или сараюшка вместо храма...

И вот, мы с ним поехали. Приезжаем к саду, а в саду сделан вход по типу царских врат: полукружие, а кругом – все в цветах. Конечно, цветов в Ташкенте не занимать, но сделано красиво и очень искусно!

Посредине кафедра стоит (уже стоит!), сделано что-то типа алтаря, престол стоит, жертвенник... И мы служили всенощную… А на следующий день и литургию отслужили.

К следующему же поезду у нас уже и билеты были, и мы смогли спокойно отправиться в Ташкент.

Ну ведь не откажете вы этому отцу Константину Былинкину в ревности по вере? И тут он проявил себя на высоте! Но свой совет, который я ему дал в те годы, я сейчас вспоминаю, все равно раздумываю над этим...

– С другой стороны, отец Владимир, вполне вероятно, что какой бы совет вы ему тогда ни дали, он все равно бы поступил по-своему.

– Мог, конечно, поступить и по-своему, но советы иногда очень действуют. И тем более, что он именно тогда, в тот период времени, настоятельно обращался ко мне за советом.

И вскоре, как раз после нашего разговора, он стал священником. Так что это быстро все случилось…